Печальное слово "прошлое" - не для него. Вспоминая Александра Дуняка (Чебоксары) Журнал «Страстной бульвар» Выпуск № 9-169/2014 Вспоминая Ссылка на статью http://www.strast10.ru/node/3221 Печальное слово "прошлое" - не для него. Вспоминая Александра Дуняка (Чебоксары) В насыщенной, кипящей, играющей сотнями красок театральной современности ни на мгновение нельзя забывать о величайших творцах прошлого. Под старинной лепниной высоких, будто уходящих в небо потолков проплывают звездные образы, сияющие божественным светом. В сумрачных коридорах памяти вырисовываются призрачные силуэты бессмертных героев. Их плечи усеяны золотистыми искрами, седовласые головы венчают неугасающие нимбы. «Сейчас так не играют», - можно нередко услышать опрометчивые выводы молодых актеров. Однако многое бы не случилось, не возникло и не расцвело без тех, кто теперь торжественного смотрит на нас с недосягаемых вершин театрального Олимпа. Одним из них, легендарных, стал заслуженный артист России Александр Дуняк, около полувека блиставший на сцене Государственного русского драматического театра Чувашской республики. Для кого-то он был воплощением идеального советского героя, для кого-то олицетворением гоголевского остроумия, для кого-то вдохновенным шекспировским романтиком. Не каждый актер способен собрать в своей творческой сокровищнице столь неисчерпаемое множество контрастных образов. По сей день незабываемы его Никита во «Власти тьмы» Л. Толстого и Азамат в трагедии Я. Ухсая «Тудимер», Карандышев в «Бесприданнице» и Дульчин в «Последней жертве» Н. Островского, Президент в «Коварстве и любви» Ф. Шиллера и Герман в «Тане» А. Арбузова, Тузенбах в «Трех сестрах» и Войницкий в «Дяде Ване» А. Чехова, Фабрицио в «Хозяйке гостиницы» К. Гольдони и Швандя в «Любови Яровой» К. Тренева, Кент в «Короле Лире» У. Шекспира и Дзержинский в пьесе М. Шатрова «Именем революции», граф Альмавива в «Женитьбе Фигаро» П. Бомарше и Потугин в «Дыме» И. Тургенева, Протасов в «Детях солнца» и Александр в «Последних» М. Горького, Князь в «Униженных и оскорбленных» Ф.Достоевского и Отец де Лео в «Татуированной розе» Т. Уильямса, Никанорыч в «Дубровском» А. Пушкина и Земляника в «Ревизоре» Н. Гоголя, Фрондосо в «Лауренсии» Лопе де Вега и Лестер Кейн в спектакле по роману Т. Драйзера «Дженни Герхардт». Список можно продолжать бесконечно. Обладавший феноменальным талантом, присущим лишь истинным виртуозам сцены, он никогда не прятался за модным понятием «амплуа», с непринужденной легкостью «менял маски» и угождал самым разным вкусам публики. Актер рассказывал, что на подмостках ему приходилось быть русским дворянином и советским разведчиком, сельским пареньком и директором завода, французским аристократом и председателем колхоза, испанским идальго и комиссаром полиции. Восторгу зрителей, коллег и прессы не было предела. Его боготворили, «на него» шли, о нем писали, ему рукоплескали. Печальное слово «прошлое» - не для него. И хотя в ушедшем 2013 году народному любимцу исполнилось бы 100 лет, он будто по сей день смотрит на нас своими улыбчивыми, оживленно поблескивающими, полными искренней теплоты и юношеского задора глазами. Его элегантная внешность, всепоглощающее обаяние и деликатность манер очаровывали и покоряли. Многие заинтригованно спрашивали: «Не из дворян ли он?» Действительно, от знаменитого актера, родившегося в Самарской области в 1913 году, буквально веяло пленительным ароматом природной интеллигентности, ощущавшейся во всем - в плавных жестах гибких рук, в неторопливой походке, в умении поддерживать беседу. Это неслучайно. Хотя мать Александра Александровича была простой вологодской девушкой, предки с папиной стороны оказались поляками, переехавшими в Белоруссию и принявшими православие. Дуняк лелеял и до последних дней берег в душе драгоценные воспоминания о детстве. Часто после спектаклей он задерживался в гримерке, садился перед зеркалом, откидывался на спинку стула, прикрывал усталые веки и мысленно возвращался туда, куда не найти дорог. Вот папа и мама, приодевшись и взявшись под руку, степенно прогуливаются по узким улочкам поселка. Приветствуя знакомых, отец почтительно кивает головой и уважительно приподнимает шляпу. Вот папа с аппетитом уплетает любимую простоквашу, а на большом столе уже пышут жаром мамины пироги. Актера всегда восхищало, что должность скромного железнодорожного мастера не помешала отцу сохранить врожденную галантность и особый, какой-то «нездешний» шарм. Трудясь «не покладая рук» и сутками пропадая на станции, он неустанно стремился воспитывать в детях внутреннюю культуру - вывозил их на поезде в большие города по положенному раз в год бесплатному билету, выписывал издания русской и зарубежной классики, собирал народные музыкальные инструменты. Впоследствии брат актера Анатолий Александрович Дуняк стал знаменитым в Чувашии скрипачом. Но самое яркое и главное впечатление детства подарил день, когда родители привели маленького Сашу в местный клуб на спектакль «Хижина дяди Тома», созданный по мотивам увлекательного романа Г. Бичер-Стоу. Это была первая постановка любительского театра, организованного в поселке двумя городскими профессиональными актерами. Околдованный магической силой сцены, мальчик смотрел «во все глаза», затаив дыхание и боясь пошевелиться. Он плакал, смеялся, вздрагивал от бегущих по спине мурашек, удивлялся, что знакомые ему люди вдруг стали другими, заворожено рассматривал занавес и рампу с керосиновыми фонарями. Эмоции были новыми, неизвестными, но настолько захватывающими, что мальчику непременно захотелось испытать их еще и еще. Его мечта сбылась. Взлет произошел стремительный. Взрослеющий Саша не мог думать ни о чем, кроме театра, целыми днями просиживая на репетициях и спектаклях клуба, с жадностью пытаясь познать таинство сценического искусства. В заброшенном сарае он смастерил макет сцены с занавесом и передвижными картонными актерами, устраивал дома вечера с чтением стихов и прозы, с энтузиазмом осваивал школьный драматический кружок и блестяще сдал приемные экзамены на актерское отделение Нижегородского музыкально-театрального техникума в класс народного артиста России Н. Левкоева. Наконец, двадцатилетний юноша был приглашен в русский филиал Чувашского академического драматического театра, в команду маститого режиссера И. Слободского. Высокий, статный, невероятно «фактурный» юноша с озорными искрами в глазах и мягким, звучным голосом мгновенно завоевал безоговорочное признание публики. Его исполнительский почерк отличали четкость и логика построения драматургической линии, выразительность внешнего рисунка в сочетании с безмерной эмоциональной глубиной и сногсшибательный, фонтанирующий темперамент. На сцене он всегда сиял, даже в эпизодических ролях «отдавая себя» до конца. Казалось, будто не софиты освещают фигуру актера, а сам он воспламеняется изнутри ослепительным огнем. Это был истинный триумф. Дуняк собирал аншлаги, активно гастролировал по районам республики, городам Поволжья, Урала, Украины и Дагестана, неоднократно выступал в Ленинграде. Звали его и в Москву, в труппу Государственного академического театра им. Моссовета, но он остался преданным публике, которую успел прочувствовать и полюбить. Зрители отвечали ему тем же и часто перед спектаклем толпились около театра в ожидании лишнего билетика, чтобы вновь наградить оглушительным «браво» непревзойденного виртуоза сцены. Фото из архива Чувашского государственного института наук Митина (Евсеева) Мария
812 просмотров
